СТАРЧЕСТВО (индоевр. общеслав., от ст.-слав. старъ = “старый”; сравн.: др.-исл. storr = “большой, сильный, важный, мужественный”; сравн. санскр. sthira = “крепкий, сильный; разумный, уверенный, надежный”), (в правосл.) 1) институт высших духовных учителей/наставников в системе Церкви; 2) высший монашеский духовный статус. (См. также СВЯТОСТЬ.)

“Старчество не есть иерархическая ступень в Церкви, это особый род святости, а потому может быть присущ всякому. Старцем мог быть монах без всяких духовных степеней, каким был в недалеком прошлом, вначале своего старчествования, отец Варнава Гефсиманский. Старцем мог быть и епископ: напр. Игнатий Брянчанинов или Антоний Воронежский <...>. Из иереев <= священнослужителей. — Сост.> назовем о. Иоанна Кронштадтского и о. Георгия Чекряковского. Наконец, старчествовать может и женщина, как, напр., прозорливая блаженная Прасковья Ивановна во Христе юродивая Дивеевская, без совета которой ничего не делалось в монастыре.

Итак, повторяем, благодатное старчество — это особое благодатное дарование, харизма, непосредственное водительство Духом Святым <...>. В то время, как церковной власти обязаны подчиняться все члены Церкви, старческая власть не является принудительной ни для кого. Старец никому никогда не навязывается, подчинение ему всегда добровольное. Но, найдя истинного, благодатного старца, ученик должен беспрекословно уже повиноваться во всем ему, так как чрез последнего открывается непосредственно воля Божия. <...> То же самое «вопрошать старца» ни для кого не обязательно, но спросив совета, надо следовать ему по той же причине. <...>

Современное духовничество <духовное наставничество в системе правосл. Церкви. — Сост.> <...> родилось из древнего монастырского старчества и является его вторичной формой. <...>

Один опытный священник, говоря о духовном водительстве и оттеняя различие старчества и духовничества, выразился так: «Духовник направляет на путь спасения, а старец ведет по этому пути».

<...> Причиной распространения монастырской покаянной дисциплины в Церкви надо признать ее сравнительную легкость, превосходство над церковной и большую жизненность <...>.

За иной канонический грех древняя церковь подвергала виновного сначала отлучению, а затем публичному покаянию. Старец же, принявший исповедь брата,, тотчас примирял его совесть и налагал эпитимию сравнительно более легкую, чем церковная, — «решил и вязал». <...>

Термин «духовный отец» долго служил для обозначения монастырского старца. Затем эта церковно-бытовая формула почти целиком повторилась в позднейшем духовничестве. <...>

При возникновении христианства на Руси, духовенство, пришедшее сюда из Греции и из Болгарии, принесло с собою почти готовую дисциплину покаяния и институт духовничества <...>.

У нас дисциплина эта просуществовало почти нетронутой до самого XVIII-го века, так древне-русская церковная власть, живя традицией и стариной, проявляла в этой сфере очень мало творчества. <...>

Хотя мы покаянную дисциплину получили из Греции и Болгарии, однако у нас, в отличие от них, в силу огромного пространства территории, очень скоро перестал существовать отдельный класс духовников, и право на совершение исповеди стал получать каждый белый священник при своем поставлении.

Другой особенностью русской православной Церкви явилось то обстоятельство, что духовник стал, таким образом, непременно и носителем пресвитерского сана.

Рассмотрим теперь, какова же была эта дисциплина? По обычаю того времени всякий волен был выбирать себе духовника по своему желанию, но, уже раз выбранного, не имел права оставлять.

Отношение к последнему характеризуется безусловным, беззаветным и беспрекословным повиновением ему, постоянством и верностью до конца жизни. Духовник же своей стороны принимает всю ответственность за грехи своего духовного сына и берет его грехи на свою душу. Приведем пример такой передачи грехов: выслушав исповедь и прочитав молитвы над преклоненным покаянным сыном, духовник подымает его с земли и возлагает правую его руку на свою шею со словами: «На моей выи согрешения твоя, чадо, и да истяжает о сих Христос Бог егда приидет во славе Своей на суд страшный». <...>

Духовный отец был безусловным и неограниченным руководителем своих духовных детей, подобно игумену или старцу в монастыре, и наложенная им духовная епитимия была всё равно, что «заповеди Божии» и что духовник связывал, то только он и мог один развязать.” (Конц)