ПОЭТ (от лат. poeta = “изобретатель, мастер”), “Звукотворец”; мастер, работающий в жанре поэзии (совсем не обязательно в форме стихотворений), интуитивный мастер МАНТР и МАНТРАМов; // далеко не всегда плод творчества П. — стихи, но всегда — поэзия; // с точки зр. Шк. Гуру Ар Сантэма П. является особой — сознательной — разновидностью ПРОРОКа, т. е. творцом, используемым определенными силами в качестве канала передачи той или иной информации; при этом, в отличие от пророка, практически не имеющего ни одной из степеней свободы, П. дано право выбирать и решать многое самостоятельно; однако чаще всего П.* не сознает глубины им созданного (через него переданного), не зря сказано: “Настоящее произведение умнее автора”. (См. также ПУШКИН А.С.) * Как, к слову, и большинство современников поэта. “Стихотворецъ, -рица, поэтъ, кто сочиняетъ, пишетъ стихи.” (Даль) “<...> поэту, писателю нельзя диктовать, <...> писателю диктует его стихийный дар.” (ПомГ)
(А.С.П.)
“У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голосу, а вокруг густопсовая сволочь пишет. Какой я к черту писатель! Пошли вон, дураки! <...> Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост: И до самой кости ранено Все ущелье криком сокола — вот что мне надо. Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда*. Эти писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения вперед.” (О. Мандельштам “Четвертая проза”, 1930 г.) * Горнфельд А. Г., литературовед, критик, переводчик, деятель русской-советской культуры начала ХХ века. “Несомненно, что в каждой мысли поэта заключается огромный потенциал силы, подобный потенциалу, заключающемуся в куске угля или в живой клеточке, но бесконечно более тонкий, невесомый и могущественный.” (Усп) “ — Я выполняю волю Махатм...” (БГ’96)*. * Упаси Бог — никакого серьеза! Произнесено это с неподражаемой, столь характерной для БГ наивно-игривой интонацией. “Писатель — это помесь попугая и попа. Он попка в самом высоком значении этого слова. Он говорит по-французски, если его хозяин француз, но, проданный в Персию, скажет по-персидски: «попка-дурак» или «попка хочет сахару». Попугай не имеет возраста, не знает дня и ночи. Если хозяину надоест, его накрывают черным платком, и это является для литературы суррогатом ночи.” (О. Мандельштам “Четвертая проза”, 1930 г.) “Из всех условий существования поэта единственное, которым нельзя пренебречь, это правда, которую он обязан говорить обществу. Эта правда в разные эпохи выражается неодинаково. Иногда она может выражаться так: Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея... (Пушкин. Стихотворение «Нимфа»).
иногда иначе: И если зажмут мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ... (Ахматова. Поэма «Реквием»).
Это ничего не меняет. Поэт говорит только правду. И ни пытки, ни казни, ни голод, ни страх, ни искушения, ни соблазны, ни кровь жены и детей, ни щепки, загоняемые под ногти, ни женщина, которую он любит и которая предает его, не в состоянии заставить поэта говорить неправду, льстить, лгать, клонить голову и славить тирана. Сдавшийся человек не может быть поэтом. Человек, испугавшийся сказать обществу, что он о нем думает, перестает быть поэтом и становится таким же ничтожным сыном мира, как и все другие ничтожные сыновья. Искушения, жажда власти, забота о славе, малодушие, соблазны и страх мешают художнику осуществить свое право и назначение — говорить обществу то, что он о нем думает и что заслуживает оно.” (БелинА) “Всё это слишком высоко, чтоб здесь всерьез страдать об этом... Поэтом (быть) легко на этом. На том (не быть) — совсем легко.” (ЮК) |