ПОЭЗИЯ {от греч. poiesis — из poieo = “делаю, создаю, творю”, а также, возм. (по Шюре), — от финик. [(phohe = “уста, голос”) + (ish = “Высшее Существо, Бог”)] = “язык Богов”}, 1) (в широк. смысле) способ интуитивного познания; 2) (в узк. смысле) форма словесного творчества/творения: работа со словом на уровне слога или звука; // сущностью П. является так назыв. лиризм: определенная энергетика, особое настроение. (Сравн. ПРОЗА.)

“По древнему финикийскому преданию поэзия была изобретена Оленом. Имя же это по финикийскому преданию означает Всемирное Существо. Имя Аполлон имеет тот же корень. Ap Olen или Ap Wholon означает «Всемирный Отец».” (Шюре)

“РЕЦЕПТ

Возьмите старую черепичную крышу

Вскоре после полудня.

Рядом поставьте

Высокую липу,

Подрагивающую на ветру.

Поместите над ними, над крышей и липой,

Синее небо,

В белой кипени облаков отмытое поутру.

И не вмешивайтесь.

Глядите на них.”

(Гильвик Э., перев. с франц. М. Ваксмахера)

“Сегодня, когда <...> декларируется верность нравственной и культурной традиции, глубина подмены <сути — оболочкой, содержанияформой> достигла предела. Не только положительные моральные ценности, но как бы и сама реальность жизни становится неким фантомом. Из всех жанров остается только один жанр: пародия. Сегодня все прозаики пишут памфлеты и фарсы, все поэты — иронические изложения, где всякое подлинное чувство взято в кавычки. Все кривляются, дразнятся, даже самые серьезные держат наготове у кончика носа растопыренные пальцы рук. И уже неясно, что пародируется: реальная жизнь или та литература, которая прежде ее выражала, или та, что могла бы сегодня выразить... Если раньше критерии были сдвинуты, то теперь они обойдены стороной. И Иосиф Бродский — сегодняшний лучший, талантливейший, из читательских, а не из чиновничьих рук принимающий свой бесспорный титул, — свидетельствует об этом лучше и талантливей всех.

С одинаковой серьезностью — и несерьезностью, с той же грустью и той же иронией, с тонкостью, с неизменным изяществом — он пишет о смерти пойманной бабочки, о смерти женщины (нет, не любимой, просто той, с которой когда-то... не важно), наконец, о смерти маршала Жукова и еще наконец — о смерти Марии Стюарт. Умно и искусно ведомая фраза, разветвляется, сходится по всем грамматическим правилам и кончается там, где поставлена точка.

Страшно.

Какой там Онегин, скорей, электронный мозг. «Услуг электрических покой фешенебелен...»

Сам процесс движения в пространстве и времени, именно как физическая категория, очень занимает Бродского. Все свои эквлидовы оболочки до него исчерпал, выскреб Маяковский. Но Бродский и здесь идет дальше него, он строит уже вполне сознательно, в заведомо искривленном и бесконечном пространстве. Однако провозглашенная им бесконечность лишь снаружи кажется таковой. Взятая на вкус, на поверку чувством, она обнаруживает явную ограниченность. Да это и признается порой в открытую.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,

К сожалению, трудно. Красавице платья задрав,

Видишь то, что искал, и не новые дивные дивы.

И не то, чтобы здесь Лобачевского строго блюдут,

Но раздвинутый мир должен где-то сходиться*. И тут —

Тут конец перспективы.**



*   Автор цитируемого здесь текста приводит стихи И. Бродского, видимо, по памяти. У Бродского — сужаться, а не сходиться. Чуть отличаются и знаки препинания.
**   Отметим еще одну не вполне очевидную любопытную мелочь: прописные/заглавные буквы в начале каждого из стихов, как принято в прежней классической и нынешней классицистической поэзии. На самом же деле у И. Бродского, чьи стихи здесь цитируются, они записаны просто по правилам традиционной, а не “поэтической” орфографии, т. е. прописные ставятся (помимо имен собственных) только в начале предложения. Это, собственно, крохотный штрих, свидетельствующий не только о стремлении автора того или иного поэтического текста сознательно снизить поэтическую претенциозность всего произносимого им до уровня естественной/прямой речи, но и о его отношении к своему месту в Поэзии. (Либо цитирующего — к месту цитируемого им автора в том же астральном пространстве.)

Бесконечность находит предел в знаменательной точке. Дальше действительно двигаться некуда. Конец перспективы.

<...> Неуклонный процесс рационализации, отчуждения мастерства от души художника происходит сегодня в новейшей русской поэзии. <...>

Ироническая маска вместо самовыражения, грамматическая сложность вместо образной емкости, и в ответ, с читательской стороны — восхищение виртуозной техникой речи вместо сотворчества и катарсиса... Похоже, что этот путь — магистральный, и в стихах будущих лучших поэтов, именно лучших, быть может, великих — яркая поговорочная точность формулы целиком заменит глубинную точность слова и образа. Понадеемся, что этого не будет. Боюсь, что будет.” (Карабч)

“Поэзия — то, что остается в памяти, когда забываются слова.” (?)

Реклама