ЗАКОН (от ст.-слав. конъ = “начало, предел, межа”), условие или ограничение, налагаемое в целях сохранения Гармонии Природой или Социумом на формы и виды деяний; в этом смысле высшими следует, вероятно, признавать так называемые Природные или Духовные З., частными проявлениями которых являются З. физического мира (физические З.-ы) (так, скажем, З. Всемирного Тяготения является частным проявлением Вселенского З. Любви). (Сравн. ФОРМА; см. также ПОНЯТИЙНЫЕ З., ПРИРОДНЫЕ З., СХОДСТВА З., а также — различные ПРИНЦИПы.)

“Господи Боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь эти законы и дважды два четыре не нравятся?” (Ф. М. Достоевский “Записки из подполья”)

“В каждом из нас «сидит» великое множество разных законов: «возвышающееся — низвергнется», «рождающееся — умрет» и т. п.

Мы просто принимаем их как данность, но законами их делает наша вера в них.

Нерушимыми они становятся благодаря нашему мышлению.

Есть история об одном лесном племени, члены которого были убеждены, что мир заканчивается на опушке их леса.

И даже подойди они вплотную к опушке, им все равно не разглядеть, что там, за опушкой...

Остановись вы у входа в этот лес, они не увидели бы и вас.

Весь строй их мышления утверждал: мир кончается там, где кончается лес.

Сколько таких «лесных опушек» содержит в себе наше мышление?

Сколько утверждений мы принимаем за истину лишь потому, что не способны взглянуть дальше...

Мы должны быть бдительны в отношении ограничений, существующих в каждом из нас.

Мы привыкли винить во всем условия нашей жизни, и никому не приходит в голову взглянуть в себя, чтобы увидеть, где кончается лес.

Какие ограничения мы создали (и создаем опять и опять) сами для себя?

Мое определение сумасшествия — ожидание изменения мира без перемен в себе.” (Уор)

“Берусь утверждать, что закон*, безусловно, вторичен по отношению к морали. Он всего лишь формализует некоторый порядок, проистекающий из попыток установления справедливости. Порядок и справедливость. Конечно, это не одно и то же, и даже совсем наоборот. Объективная справедливость невозможна. Человек не так устроен, чтобы позволить ей состояться, даже тогда, когда искренне ее хочет (а это случается с ним не часто). И все-таки общество жаждет справедливости, но достичь ее не может и оттого приходит к признанию некоторых допустимых норм справедливости. Это признание и есть общественная мораль, порождающая порядок в форме закона. Меняются условия (юристы говорят «обстановка»), общественная мораль приходит к пониманию новых пределов справедливости, и, как следствие, меняются закон и порядок. Это естественно, и потому всякая попытка утвердить закон на голом месте, без надлежащей морали, воспринимается как деспотия, а исполнение закона, стоящего на отжившей морали, — как преступление против справедливости, прикрытое юридической казуистикой.

Вот и получается, что закон — всего лишь формализованный порядок применения морали. И презумпция «не пойман — не вор» имеет отношение только к судебному преследованию, потому что джентльмен (читай — честный человек) не ворует не оттого, что не может объективно (to may), а оттого, что не способен субъективно (to can, а в русском языке даже модальность соответствующая отсутствует!). И закон тут ни при чем: честность — понятие моральное.

<...> Опыты обратной сублимации морали* — очевидное мошенничество, примерно как извлечение солнечных лучей из огурцов. И если кто-то упорствует в этом занятии, значит, он либо глуп, либо хитер. Это может показаться безобидным занятием — ставить лошадь позади телеги, но я вспоминаю судебный процесс, тихо прошедший в Париже 60-х годов. Судили крепкого мужчину, по ночам внезапно нападавшего на прохожих, — он бил их дубинкой по лицу и быстро убегал, оставляя жертву с выбитыми зубами и в полном недоумении. Попался он на том, что нападал только в одном районе — он оказался местным дантистом. Адвокат убедил, было, суд, что такая форма маркетинга — лишь злостное хулиганство, но всё дело испортила фраза одного из пострадавших: «Господа, а если бы он был гробовщиком?!»

Итак, судит суд, но осуждает мораль. Но и невооруженным глазом видно, что в России под одной крышей собрались люди с разной и даже несовместимой моралью. Они не смогут жить и делать честный бизнес в рамках одного закона, каким способом их на них ни натягивай. Но мы пытаемся натянуть, и оттого русская экономика стала похожа на стадион, на который вышли одновременно играть футболисты, каратисты и шахматисты. И вот вся эта куча мала перекатывается по полю, регулярно заваливая шахматистов на землю и больно их пиная. Да будь они хоть чемпионами мира, игра у них не состоится. Но должно же у шахматистов хватить ума уйти с поля и найти себе другое место под солнцем! Самое смешное — что именно они держатся за этот стадион, как за последний оплот. Зато те, кто их пинает, в любой момент готовы «свалить». И даже бизнес, который они делают, имеет вполне мобильные формы — дилерство, брокерство, торговля — одним словом, сплошная дистрибуция.

И всё же я смотрю на это и радуюсь: брокеры лучше, чем гробовщики!” (МакА)

“Мудрый творит законы, а глупый ограничен ими.” [Шан Ян, теоретик и практик Фа-цзя (= Школа Закона; Китай, VI–III вв. до н. э.).]

“И никто во вселенной над этим не властен.” (Ероф)